Памятники победителям фашизма после войны воздвигали по всему Советскому Союзу. Огромные мемориалы — в местах самых крупных, кровопролитных боев. Крашеные бетонные солдаты — в небольших деревнях. Где-то ставили типовые фигуры, где-то старались придать им портретное сходство с погибшими односельчанами. Тогда еще свежа была память об их небывалом подвиге, еще до боли точно помнили ужас войны и радость победы. Но среди множества монументов в нашей стране есть и такие, на которые и сейчас невозможно смотреть без слез. Это памятники матерям, не дождавшимся с фронта своих сыновей.

Журавли Прасковьи Володичкиной

Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.

Прасковья Еремеевна Володичкина из самарского поселка Алексеевка на фронт проводила девятерых сыновей. Провожала одна, мужа к тому времени не было в живых. Крепкую зажиточную семью сочли кулацкой, и в годы коллективизации у них отобрали часть земель и хозяйства. После этих событий Павел Володичкин умер — еще в 1935-м. Все хозяйственные заботы легли на плечи матери и старших сыновей. Воевать они уходили по очереди. На коне, на велосипеде, пешком — то один, то другой покидали родной дом, отправляясь на сборный пункт. Материного любимца, самого младшего сына, Николая на фронт забрали прямо из армии: он служил в Забайкалье, и проститься с ним Прасковье Еремеевне не пришлось. Только записку от него передали: «Мама, родная мама. Не тужи, не горюй. Не переживай. Едем на фронт. Разобьем фашистов и все вернемся к тебе. Жди. Твой Колька».

Не вернулся.

20-летний Колька и его братья — Андрей, Федор, Михаил, Александр — сложили головы с 41-го по 43-й, в самые тяжелые годы войны. В Польше в 45-м погиб Василий Володичкин. Шестая похоронка Прасковью Еремеевну не застала. Сердце матери не выдержало, она скончалась. С фронта в Алексеевку вернулись лишь трое Володичкиных: Петр, Иван и Константин. Но долго братья не прожили: сказались серьезные ранения, полученные в боях. До 70 лет дожил только Константин.

Еще в 1980-е в семейном доме Володичкиных силами энтузиастов начали создавать своего рода музей этой семьи. А в 1995 году в Алексеевке открыли памятник Прасковье Еремеевне. Улицу, где его поставили, назвали в честь братьев Володичкиных.

«Семь косарей» Тассо Газдановой

В осетинском селе Дзуарикау с фронта ждали семерых сыновей. Дождались только семь похоронок.

В 41-м году не стало Махарбека Газданова. Учитель осетинского языка погиб под Москвой. Через год родители оплакали скрипача и певца Хаджисмела, его убило под Севастополем. Там же без вести пропал третий сын, самый старший — Магомет, первый комсомолец в селе. Самый лихой джигит из братьев, Дзарахмат, служил в кавалерии. «Война идет жестокая, но если бы вы знали, какие люди воюют рядом со мной!» — писал он домой. Дзарахмат работал председателем сельсовета, он единственный из братьев успел до войны жениться, дома осталась беременная жена. Ему написали: возвращайся с победой, у тебя родилась дочь! Но этого письма он уже не получил. В 42-м его похоронили под Новороссийском. Под Киевом лег выпускник пищевого техникума Созрико Газданов.

О судьбе самого младшего, 17-летнего Хасанбека, едва успевшего окончить школу, ничего не знали с сентября 41-го. Позже выяснилось, что погиб и он. Последний из братьев, Шамиль Газданов, дожил чуть не до конца войны. Возможно, потому, что в военном деле он был самый опытный, служил в армии с 37-го года. Гвардии лейтенант Газданов был награжден четырьмя орденами, и это неудивительно: на счету командира стрелковой батареи было множество уничтоженных вражеских дзотов, вооружения и живой силы. За шестерых своих братьев Шамиль мстил, как истинный горец. Но и он в родное село не вернулся.

Что творилось в опустевшем доме стариков Газдановых? Кто возьмется описать эту беду? Односельчане вспоминали, что Тассо Газданова сначала молилась, заклинала и луну, и солнце сберечь своих сыновей. Потом начала держать ежедневный пост, посвятив каждый день недели одному из своих мальчиков. А после третьей похоронки сил у женщины не осталось. Она скончалась от горя. Казалось, что семью преследует злой рок: даже от их жилища, родового гнезда Газдановых, не осталось камня на камне. Во время бомбежки дом был разрушен до основания.

Асахмет Газданов, глава осиротевшего семейства, не мог уже ни ходить, ни плакать. Но верил, что дождется хотя бы Шамиля. Похоронку на седьмого сына ему принесли уже после 9 мая 45-го. Старик сидел на улице, держал на руках свою единственную внучку. Увидев скорбную процессию старейшин, он все понял — и умер в тот же момент.

В память о трагедии семьи Газдановых в Осетии появился национальный танец — «Семь косарей». В родном селе открыли школьный музей. А в 1965-м здесь поставили памятник, вдохновленный стихотворением Расула Гамзатова. Семь журавлей взмывают в небо над склоненной фигурой матери.

Девять бед Епистинии Степановой

Кубанская крестьянка Епистиния Федоровна Степанова отдала трем войнам девятерых своих сыновей. В разгар Гражданской, в 18-м году, старшего сына Александра расстреляли белые — за то, что семья помогала красным. В 39-м на Халхин-Голе погиб Федор Степанов. А Великая Отечественная извела всех братьев Степановых подчистую. Домой с осколком в ноге вернулся только Николай Степанов, но в 1963 году он все же умер от последствий ранений.

Дорога из хутора шла в гору, хорошо видно было, как сыновья уходили из дома: один, другой, еще один… Мать жила от письма к письму. «Скоро возвратимся в родные места. Заверяю вас, что буду бить оголтелую сволочь за родную Кубань, за весь советский народ, до последнего дыхания буду верен военной присяге, пока в моей груди бьется сердце… Мы закончим, тогда приедем. Если будет счастье», — писал с фронта младший Сашка. Дома его звали Мизинчик — самый маленький, самый последний. Счастья Мизинчику не досталось. Воевал он достойно, за личное мужество заслужил орден Красной Звезды. Но осенью 43-го ему, командиру отделения, пришлось вместе со своими бойцами оборонять от гитлеровцев Украинскую землю. На подступах к Киеву рота Александра Степанова отбила шесть мощных неприятельских атак. Седьмую он отбивал уже один. Позже подсчитали, что в одиночку он уложил 15 вражеских солдат и офицеров. А когда боеприпасы закончились, забрал остальных с собой, подорвавшись на последней гранате. Было Александру всего 20 лет. Посмертно за этот подвиг ему дали звание Героя Советского Союза.

Но легче ли от этого матери?

За несколько месяцев до брата, в июле того же 43-го, на Курской дуге был убит Илья Степанов. Танкисту Илье тоже досталось сполна: он был тяжело ранен еще в первые дни войны, в Прибалтике. Ранение было серьезным, Илья долго лежал в госпитале, долечивался уже дома, у матери. Оттуда — под Сталинград. Второе ранение, снова на госпитальную койку. Третье ранение — и снова на фронт. В четвертый раз судьба его уже не сберегла. В этом же, страшном для матери 43-м, зимой, фашисты расстреляли партизана Василия Степанова. Он воевал в Крыму, попал в плен. Но бежал, ушел в партизанский отряд. На задании его поймали, бросили в тюрьму. Бежать второй раз не удалось. Партизанил и Иван Степанов, но он сгинул еще в 42-м. Бежал из плена, скрывался у колхозников, потом ушел в отряд. Его расстреляли в Белоруссии. И совсем ничего не было известно о брате Павле, который без вести пропал в 41-м…

Траурный, черный платок Епистиния Федоровна не надевала. Ждала.

Но в феврале 45-го умер Филипп Степанов. 35-летний бригадир полеводов, крестьянская косточка, выращивавший такие урожаи, что ими даже в Москве хвастались на Всесоюзной выставке. Он не дожил до Победы нескольких месяцев. Скончался в немецком штрафлаге Форелькруг. «Жалей детей. Когда они вырастут, пусть жалеют тебя и бабушку», — писал он жене с фронта. Но детей своих он никогда больше не увидел.

Епистиния Федоровна до 93 лет жила в семье своей единственной дочери, воспитывала внуков и правнуков. История ее семьи была широко известна. Она первая среди советских женщин получила орден матери-героини. Маршалы присылали ей телеграммы. Ей посвящали стихи, книги, картины. А кинодокументалисты Карпов и Русанов сохранили ее материнский подвиг в фильме «Слово об одной русской матери».

И памятник, который поставили ей в Тимашевске, делали как раз на основе этого фильма. Так поразил скульптора кадр, в котором солдатская мать сидит на скамейке и ждет тех, кто никогда не придет.

Горькая доля Анастасии Ларионовой

Про Анастасию Акатьевну Ларионову из омского села Михайловка фильмов при жизни не снимали. До 80-х годов о матери семи погибших фронтовиков знали только местные историки.

Судьба ей досталась тяжелая. Еще в разгар коллективизации крепкую крестьянскую семью Ларионовых раскулачили. Муж умер в 38-м. Тянуть семерых сыновей и двоих дочерей пришлось самой. Работали в семействе от зари до зари, и в колхозе, и дома. В 41-м в дом пришла первая повестка — а потом до конца войны так и тянулось: то повестка, то похоронка. На фронт ушли все сыновья Анастасии Акатьевны, две ее дочери проводили своих мужей. Как они жили? Видно, не очень сытно. Одну из внучек бабушки Насти поймали в колхозном поле с несколькими колосками, и готово — тюремный срок. Как будто без этого семья хлебнула недостаточно.

Старший сын, Григорий, был кадровым военным, служил на китайской границе. Он пропал без вести — и это не просто стандартная военная формулировка. О его судьбе до сих пор неизвестно абсолютно ничего: где погиб, как, когда. Еще в 39-м в армию пошел сын Михаил. Служил стрелком. Погиб в 43-м. В 41-м, в самом начале войны, ушел воевать Пантелей. Но остался лежать под Ленинградом. Зимой 42-го вещмешок собрал Прокопий. Он погиб на Украине через год, осенью 43-го. В этом же, черном для семьи 43-м, ушли на фронт сразу два брата Ларионовых, Федор и Петр. Не вернулись и они. Петр погиб при освобождении Польши, в 45-м. О боевом пути Федора данных нет.

В 44-м добровольцем на фронт отправился уже седьмой брат, Николай. Где ему довелось встретить свою смерть, тоже неизвестно. Сгинули на полях сражений и зятья Анастасии Акатьевны. Две ее овдовевшие дочери так и не узнали, где похоронены их мужья.

Единственным из Ларионовых, кому удалось вырваться из этой смертельной круговерти, был внук Анастасии Акатьевны, Григорий (по другим данным — Георгий) Пантелеевич. Его забрали из дома в 43-м, а демобилизовали только в 47-м. Долгожданная встреча с внуком бабушку Настю подкосила. Разбитая горем женщина буквально ослепла от слез. Она скончалась в 1973 году, немного не дожив до того момента, когда в родном селе поставили обелиск погибшим землякам. Там были высечены имена всех ее семерых сыновей.

Деньги на памятник солдатской матери Анастасии Ларионовой собирали всем миром. В итоге поставили целых два: в Омске и в селе Саргатское, у Вечного огня.

Восемь обелисков Марии Фроловой

Этот памятник стоит в городе Задонске. Вокруг склоненной женской фигуры — восемь обелисков. На каждом — мужское имя: Михаил, Дмитрий, Константин, Тихон, Василий, Леонид, Николай, Петр. И одна фамилия на всех.

Детей у Фроловых было 12: две дочери, десять мальчишек. На фронт не попали лишь двое из них: у профессионального электросварщика Алексея была бронь, Митрофан не вышел годами. Остальных война не пощадила.

Так случилось, что все они легли в боях за Ленинград. Первой туда, еще до войны, отправилась старшая сестра Антонина. А потом за ней потянулись остальные. В Ленинграде институты, библиотеки, крупные заводы, Балтийское море… Братья выбирали специальность, заводили семьи, пускали корни. Корни обрубило одним махом.

Михаил окончил политехнический институт, преподавал в Военно-морской академии. В первые дни войны выступал по радио для ленинградцев, его речь транслировали несколько раз. О том, чем он занимался во время войны, стало известно только в конце 60-х. Эта была сверхсекретная разработка — защита советских кораблей от магнитных мин противника. Но себя защитить он не сумел. Во время испытаний на боевом корабле Балтфлота Михаил Фролов попал под бомбежку и умер от ран. От бомбы погиб и его брат Константин. Он ушел ополченцем с третьего курса вечернего института. И вдруг проездом оказался на Балтийском вокзале. Жена добежала сюда за полчаса, но вокзал был уже оцеплен, никого не пускали. Все составы попали под бомбежку. Василий сложил голову на легендарном Невском пятачке. «Едва ли я вернусь отсюда — такое здесь идет крошево», — написал он в письме матери. Что она чувствовала, читая эти строки? Получая одну похоронку за другой?

Дверь к Фроловым не закрывалась: Мария Матвеевна зазывала в гости молодых солдат, накрывала на стол, угощала нехитрой едой. Какие разносолы в военное время? «Образумься, Маша, самой завтра есть нечего будет!» — качали головой соседки. «Вдруг так и моих сынов какая женщина накормит», — задумчиво отвечала солдатская мать. А похоронки всё летели.

В 43-м не вернулся из разведки Петр. Леонид долго добивался, чтобы с него сняли бронь, ушел на фронт добровольцем — и нашел свою смерть в конце апреля 45-го. В передвижной ремонтный пункт, на котором он служил, попал снаряд. Через месяц сестре Антонине, пережившей блокаду, прислали окровавленные вещи брата. В это же время, за несколько недель до Победы, был смертельно ранен Тихон. Штурман авиаполка не вернулся с боевого задания. «Пусть фрицы помнят: нас, братьев, десять — погиб один, на его место становится другой», — писал он домой. Но домой из этой десятки вернулись только израненные Дмитрий и Николай. Дмитрий с 41-го года защищал советскую Балтику. Тонул в ледяной воде, много раз был ранен, лечился в госпиталях. Последнее ранение в голову стало для него роковым. Из-за него геройский моряк ослеп и скончался уже в 48-м году. Еще раньше него ушел из жизни Николай.

Соседи рассказывали, что до конца своей жизни мать не могла наговориться о своих сыновьях. Вспоминала все родимые пятнышки. Знала наизусть каждое письмо. И до самой смерти совала соседским детям то конфетку, то пряник. За каждого из десяти своих мальчишек, которые умерли для того, чтобы другие жили.