Лорд Джордж Гордон Байрон в начале XIX века был настоящей звездой: публика всей Европы затаив дыхание следила за перипетиями его скандальной личной жизни, зачитываясь его острой и необычной для того времени поэзией. Главными поклонниками и одновременно оппонентами Байрона в России были Александр Пушкин и Михаил Лермонтов. Вспоминаем, как русские поэты вдохновлялись его произведениями.

Александр Пушкин

Влияние байронизма на творчество Пушкина заметнее всего в ранних произведениях. По признанию самого поэта, он «сходил с ума» по Байрону и зачитывался им, живя на юге. Особенно Пушкину нравился байронический восточный колорит и романтические герои-дикари, черты которых он придал персонажам «Цыган», «Кавказского пленника», «Бахчисарайского фонтана».

«Бахчисарайский фонтан» слабее «Пленника» и, как он, отзывается чтением Байрона, от которого я тогда с ума сходил».

Под влиянием байроновского «Беппо» Пушкин задумал «Домик в Коломне» и «Графа Нулина». В этой же поэме, а также в «Доне Жуане» он искал черты для образа Евгения Онегина.

Однако вскоре очарованность Байроном прошла. Первым полемичным ответом Пушкина романтику стала «Полтава», написанная под впечатлением от байроновского «Мазепы». Сюжет британской поэмы строился вокруг молодого пажа польского короля, который стал любовником знатной дамы. За эту порочную связь его, обнаженного и безоружного, привязали к спине лошади, которую пустили в поле. На героя напали волки, после чего лошадь вынесла его, едва живого, на территорию Украины, где бывший паж благодаря незаурядным способностям стал гетманом. Страстная, пугающая и драматичная поэма нравилась европейской публике, Пушкин же по поводу неправдоподобного сюжета, избранного Байроном, сказал: «Если ж бы ему под перо попалась история обольщенной дочери и казненного отца, то, вероятно, никто бы не осмелился после него коснуться сего ужасного предмета». После этого поэт написал собственное сочинение — о юной Марии Кочубей и предателе Мазепе.

А в «Евгении Онегине» Пушкин открыто иронизировал по поводу популярности Байрона:

Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь ее кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный,
Иль Вечный Жид, или Корсар,
Или таинственный Сбогар.
Лорд Байрон прихотью удачной
Облек в унылый романтизм
И безнадежный эгоизм.

Впрочем, резкие контрасты между героями и сценами «Евгения Онегина», сжатое и драматичное действие, а также остроумные авторские ремарки, которые сделали текст поэмы таким очаровательным, Пушкин явно позаимствовал из приемов Байрона.

Михаил Лермонтов

Молодой Лермонтов также был большим поклонником лорда Байрона. Он даже называл себя «не Байроном, а другим, неведомым избранником… с русскою душой».

…Я молод; но кипят на сердце звуки,
И Байрона достигнуть я б хотел;
У нас одна душа, одни и те же муки;
О если б одинаков был удел!…

Ранние романтические поэмы Михаила Юрьевича: «Черкесы», «Кавказский пленник», «Корсар», — безусловно, были написаны под влиянием Байрона. Типично байроновские темы мести, любви и смерти, в центре которых был гордый и замкнутый герой, противопоставленный окружению, стали очень близки Лермонтову, что отразилась в его поэмах «Измаил-Бей», «Хаджи Абрек», «Боярин Орша», «Мцыри».

Демон из одноименной поэмы Михаила Юрьевича стал одним из лучших образов галереи байронических персонажей. В нем сочетались тоска по недостижимому высокому идеалу, вечное одиночество, бунт, фатальная невозможность счастья. Многие литературоведы полагали, что на написание «Демона» Лермонтова вдохновил Люцифер из мистерии Байрона «Каин».

Однако, повзрослев, Лермонтов переосмыслил значение байронических героев в культуре. Так, в романе «Герой нашего времени» Грушницкий, изображавший из себя разочарованного и пресыщенного гордеца, был откровенной пародией на все байронические образы. А вот Печорин, главный герой романа, стал одним из ранних примеров типичного для русской литературы «лишнего человека». Это был тот же герой Байрона, но на этот раз лишенный романтического ореола. Лишние люди русской классики, как правило, обладали незаурядными способностями, но уже в молодом возрасте ощущали глубокую душевную усталость, не были способны держать слово и испытывали тягу к саморазрушению.