«Этот мир мой…»
В истории отношений писателя Максудова с Независимым театром Булгаков зашифровал свой горький, но продолжительный и плодотворный роман со МХАТом. Описанный в «Записках покойника» (основное название «Театрального романа») процесс работы над спектаклем по пьесе «Черный снег», конечно же, воспроизводит историю постановки «Дней Турбиных».
В романе Булгакова запечатлены (естественно, под псевдонимами!) основоположники Художественного театра, знаменитые актеры, режиссеры, секретари, администраторы. Писатель уходил от прямых ответов на вопрос «А это кто?», но впоследствии его вдова Елена Сергеевна составила список прототипов героев романа. Пройдемся по нему. «Мхатчики» у Булгакова — существа далеко не идеальные, и все же писатель Максудов (читай — Булгаков) безнадежно влюбился в их театр при первом знакомстве. «Этот мир мой…» — шепнул я, не заметив, что начинаю говорить вслух».
Иван Васильевич, он же Константин Сергеевич
«Он был точно такой же, как на портрете, только немножко свежее и моложе. Черные его, чуть тронутые проседью усы были прекрасно подкручены. На груди, на золотой цепи, висел лорнет. Иван Васильевич поразил меня очаровательностью своей улыбки» — так описывает Максудов первую встречу с отцом-основателем Независимого театра. Пройдет час-другой, и Максудов увидит другого Ивана Васильевича: «Улыбка постепенно сползала с его лица, и я вдруг увидел, что глаза у него совсем не ласковые…»
Константин Сергеевич Станиславский к пьесе Булгакова поначалу отнесся настороженно, даже назвал «агиткой» — возможно, в нем говорила ревность за «стариков» — актеров первого мхатовского поколения, ведь для них в «Днях Турбиных» просто не нашлось ролей… Когда же работа над спектаклем набрала ход, Станиславский принял в ней участие, дал некоторое количество показательных репетиций, которые стали скорее демонстрацией методов его системы, чем вызвали раздражение драматурга и череду подозрительных актерских отлучек «по болезни».
Аристарх Платонович, он же Владимир Иванович
«Портрет представительного мужчины в сюртуке и с бакенбардами по моде семидесятых годов» — вот и весь Аристарх Платонович в представлении Максудова. Дело в том, что второй отец-основатель Независимого театра уже давно находился в Индии, но его влияние на коллектив отнюдь не ослабевало. Он руководил театром через свою верную секретаршу Поликсену Торопецкую.
Владимир Иванович Немирович-Данченко действительно в годы работы над «Турбиными» находился в длительной заграничной командировке — сопровождал Музыкальную студию МХТ в гастролях по Европе и США, а потом еще полтора года трудился по контракту в Голливуде. Отношения двух руководителей МХАТа и вправду были к тому моменту уже очень сложными, а в «Театральном романе» приобрели совсем гротескный вид: «Они поссорились в 1885 году и с тех пор не встречаются, не говорят друг с другом даже по телефону».
Поликсена Торопецкая — Ольга Бокшанская
«Дама с великолепным цветом лица и в алом джемпере за желтой конторкой», чьи ножки обуты в «заграничные туфли со стеклянными бриллиантами на пряжках», Поликсена Торопецкая была хозяйкой «предбанника» — комнаты перед входом в дирекцию Независимого театра. А по штату и призванию она была секретарем Аристарха Платоновича. «Ужасная женщина, — сокрушался на ее счет Иван Васильевич. — Сидит за конторкой и на все способна. Сядете с ней чай пить, внимательно смотрите, а то она вам такого сахару положит в чаек…»
Ольга Сергеевна Бокшанская была действительно очень преданна своему патрону — Немировичу-Данченко и обладала огромным влиянием на судьбы людей театра. Пройдет несколько лет после прихода во МХАТ Булгакова, как ее младшая сестра Елена (по мужу Шиловская) станет женой и музой Михаила Афанасьевича.
Августа Менажраки — Рипсимэ Таманцова
«Дама с властным лицом южного типа» Августа Менажраки — секретарь Ивана Васильевича, то есть конкурентка Торопецкой. «Дама пожала мне крепко, по-мужски, руку», — сообщает Максудов.
Рипсимэ Карповна Таманцова (или, как она подписывалась в письмах к Станиславскому, Рипси), судя по воспоминаниям современников, была менее изощренной интриганкой, нежели Бокшанская, но все равно умудрялась проводить в жизнь волю Станиславского, ставшего затворником в своем доме в Леонтьевском переулке (в романе великий режиссер обитает в Сивцевом Вражке).
Фома Стриж — Илья Судаков
«…И вот у лестницы, ведущей в бельэтаж, передо мною предстал коренастый блондин с решительным лицом и встревоженными глазами» — так Максудов встретил постановщика будущего спектакля по своей пьесе «Черный снег» Фому Стрижа. «Ну, все в порядочке. Не волнуйтесь и не беспокойтесь, пьеса ваша в хороших руках», — заверил автора режиссер.
Молодой и энергичный Илья Судаков, представитель молодого поколения МХТ, пугал «основоположников» своим напором, способностью работать быстро и умением исполнять запросы контролирующих театр партийных органов. «Дни Турбиных» стали его первой режиссерской работой на Большой сцене МХАТа. Спектакль шел с 1926 по 1941 год с неизменным успехом.
Людмила Сильвестровна Пряхина — Лидия Михайловна Коренева
«Актриса, которая хотела изобразить плач угнетенного и обиженного человека и изобразила его так, что кот спятил и изодрал занавеску, играть ничего не может», — высказался Максудов о любимой ученице Ивана Васильевича. Экзальтированная артистка Пряхина — пожалуй, самый смешной персонаж «Театрального романа». «О, боже мой! О, боже всемогущий! Что же будет с моими сундуками?! А бриллианты, а мои бриллианты!!» — вопила Людмила Сильвестровна, выполняя творческое задание Ивана Васильевича. Это был коллективный этюд на тему «Пожар».
В случае Лидии Кореневой сарказм Булгакова не так уж далеко простирался от истинного положения дел… «Актерская возбудимость Кореневой пленяла на сцене, но в жизни те же свойства сделали ее — по слову В.В. Шверубовича — самой капризной актрисой в истории МХТ», — читаем у историка театра Инны Соловьевой.
Владычинский — Борис Ливанов, Патрикеев — Михаил Яншин
«Владычинский, атлетически сложенный человек, бледный от природы, а теперь еще более бледный от злобы, сжав кулаки и стараясь, чтобы его мощный голос звучал бы страшно, не глядя на Патрикеева, говорил:
— Я займусь вообще этим вопросом! Давно пора обратить внимание на циркачей, которые, играя на штампиках, позорят марку театра!
Комический актер Патрикеев, играющий смешных молодых людей на сцене, а в жизни необыкновенно ловкий, поворотливый и плотный, старался сделать лицо презрительное и в то же время страшное, отчего глаза у него выражали печаль, а лицо физическую боль, сиплым голоском отвечал:
— Попрошу не забываться! Я актер Независимого Театра, а не кинохалтурщик, как вы!»
В молодых склочниках видятся будущие классики советского театра и кино Борис Ливанов и Михаил Яншин. Оба, кстати, счастливо совмещали сценическую и кинокарьеры, но в середине 1920-х среди актеров первого театра страны съемки в кино еще считались халтурой.