Они сурово взирают на нас со страниц школьных учебников, обложек книг, почтовых марок и мемориальных досок. Мы узнаем их с первого взгляда — великих классиков русской литературы. Но, оказывается, не только их сочинения, но и эта запоминающаяся внешность — результат творческих поисков. Вот несколько самых резких метаморфоз. Разглядываем вместе с Софьей Багдасаровой.

Николай Гоголь

Приехав из провинциальной Малороссии в Петербург, он поначалу, как мог, следовал требованиям моды: коротко стригся, носил жесткий воротничок и тратил много сил на правильное повязывание галстука. Денег при этом не хватало. Костюм его, как вспоминали современники, состоял из резкой противоположности щегольства и неряшества.

На голове у Гоголя торчал хохолок волос. Он ему не нравился, и писатель отрастил длинные локоны. В довершение он отпустил усы — скрадывать длинный нос, которого Гоголь тоже стеснялся.

Иван Тургенев

Сын богатой помещицы, будучи студентом Московского университета, одевался и брился так же, как другие молодые люди его круга. По окончании учебы Тургенев много времени проводил за границей, он обрел литературную славу, начала складываться его репутация. Тогда же, в 1840-е, Тургенев принялся отращивать бородку и волосы. Так он больше походил на того «русского барина», каким выводил себя в сочинениях, тем более что писатель обладал большим ростом и величественной фигурой.

Добавим, что борода позволила спрятать немного безвольный подбородок. Со временем в знаменитой гриве волос появилась благородная седина — образ русского европейца окончательно сложился.

Лев Толстой

Артиллерийский офицер, находясь на военной службе, разумеется, следовал официальным предписаниям касательно растительности на лице. А аккуратную стрижку и гладко выбритое лицо любят в армии и сегодня. В Российской же империи внешность офицера тем более регулировалась множеством правил.

Зато, уйдя в отставку, Лев Толстой незамедлительно принялся отращивать свою бороду — одну из самых знаменитых в русской культуре. Вдобавок в ту эпоху это было знаком бунта против государственного диктата. Сменил Толстой и гардероб: «крестьянская простота» одежд графа в ту эпоху была весьма эпатажной.

Федор Достоевский

Выпускник Инженерного училища 1841 года, произведенный в полевые инженер-прапорщики, Достоевский, разумеется, также выполнял приказ о бритье военных. Через несколько лет он был арестован по делу петрашевцев и сослан на каторгу. В Сибири по условиям приговора ему пришлось служить солдатом, потом унтер-офицером — и все время стричься по линейке.

После того как Достоевский получил помилование и возвратился в Европейскую Россию, мы видим его уже в привычном облике. Волосы, которые он сильно помадил и тщательно приглаживал, по воспоминаниям современников, были у него беловатые, чрезвычайно тонкие и начинающие убегать со лба. И как многие лысеющие мужчины, он решил уравновесить эту потерю бородой.

Писатель следил за своей внешностью и очень огорчался, что бородка у него растет жидкой — чем его дразнили юные племянницы. Борода не превратила его в «барина» или «крестьянина», а придала ему какие-то евангельские страдальческие черты, которые вполне сочетались с общим настроением его произведений. Еще у Достоевского какое-то время был разный цвет глаз: поранив один во время приступа эпилепсии, он лечил его атропином, поэтому тот был у него черным, со зрачком во весь глаз, а второй — карим.

Иван Бунин

Дворянин и сноб, до революции Бунин успел попасть в литературные круги Серебряного века, получить две Пушкинские премии и звание почетного академика. Его любили дамы — и он любил их. На снимках тех лет писатель смотрится франтом: эспаньолка, щегольские усы, изящно сшитый костюм…

Двадцатые годы стали переломными не только для России, но и для прочих стран, переживших Первую мировую войну. Закончилась «прекрасная эпоха» — время томных дам в корсетах и изысканных кавалеров с эспаньолками. Начались «ревущие двадцатые»: мужчины стали суровыми и принялись чисто бриться. Писатель, оказавшись в эмиграции, поддался всеобщему настроению — и его облику это явно пошло на пользу. Чеканные черты больше не скрывала старомодная растительность: перед нами теперь сильное мужское лицо — вполне соответствующее прозе Бунина.