Поезда в русской литературе XIX века

Поезда в русской литературе XIX века

В 1837 году в России пустили первый поезд по дороге, соединившей Царское Село с Петербургом. С тех пор паровые машины наряду с кибитками и перекладными стали важной частью литературы. Вспоминаем, какие поезда прокатились по страницам русской классики.

Страхи в жизни и в литературе

Поезда в русской литературе XIX века

Карл Беггров. Поезд Царскосельской железной дороги. 1836. Фотография: om-okt.ru

Привыкали к новому способу передвижения долго: прокладывать железные дороги по всей стране начали только в 1870-х. Поначалу поезда казались простым людям чудовищами: например, странница Феклуша в «Грозе» Александра Островского весьма реалистично для того времени ужасалась «огненному змию». Боясь разорения, владельцы дилижансов вместе с извозчиками охотно поддерживали слухи о том, что скорость движения поездов развивает болезнь мозга, дым из трубы убивает пролетающих птиц, а если паровоз взорвется, то пассажиров разорвет на куски.

Зловещая атмосфера окутывала поезда и по другой причине: при строительстве дорог умирало очень много рабочих, их хоронили вдоль прокладываемой трассы. Одной из самых гибельных для строителей была железная дорога между Москвой и Петербургом. Николай Некрасов посвятил ей одноименную поэму, где в лунном сиянии мчался в поезде мальчик Ваня и видел жуткий сон:

Тень набежала на стекла морозные…
Что там? Толпа мертвецов!
То обгоняют дорогу чугунную,
То сторонами бегут.

А для многих массовый страх перед поездами был возможностью показать собственную удаль. Подросток Коля из романа Федора Достоевского «Братья Карамазовы» на спор лег между рельсами и лежал ничком, пока над ним на всех парах несся поезд. «Засверкали из тьмы два красные фонаря, загрохотало приближающееся чудовище. «Беги, беги долой с рельсов!» — закричали Коле из кустов умиравшие от страха мальчишки». И хотя Коля с перепугу лишился чувств, «слава «отчаянного» за ним укрепилась навеки». Так же поступали и многие смельчаки в реальной жизни.

Даже к концу века, когда поезда стали обыденностью, этот страх, почти суеверный, не исчез полностью. В рассказе Леонида Андреева «Мельком» громыхающие поезда продолжали пугать и маленькую пригородную платформу, и самого рассказчика: «…из-за стены, закрывавшей от меня правую сторону пути, внезапно вырвалось черное и огненное чудовище и промчалось, как вихрь, с громом и лязгом, таща за собой тяжелые вагоны».

Гибель под колесами

каренина

Александр Самохвалов. Иллюстрация к роману Льва Толстого «Анна Каренина». Фотография: dic.academic.ru

каренина

Кадр из фильма «Анна Каренина». 1914 г.

С темой смерти поезда были связаны неразрывно: новый транспорт оказался для многих способом покончить с собой. Благодаря Льву Толстому образ паровоза-убийцы стал знаковым для русской литературы.

Анна Каренина была самой известной жертвой поезда. Но задолго до нее, еще в начале романа, погиб под колесами и сторож: «…был ли он пьян, или слишком закутан от сильного мороза, не слыхал отодвигаемого задом поезда, и его раздавили». На Анну его смерть, «ужасная» или «напротив, самая легкая, мгновенная», произвела сокрушительное впечатление. В конечном счете, именно это воспоминание толкнуло ее на рельсы: «И вдруг, вспомнив о раздавленном человеке в день ее первой встречи с Вронским, она поняла, что ей надо делать».

Примеру Анны был готов последовать и другой герой Толстого — терзаемый ревностью помещик Позднышев из повести «Крейцерова соната». Он без утайки рассказывал случайному попутчику: «Страдания были так сильны, что, помню, мне пришла мысль, очень понравившаяся мне, выйти на путь, лечь на рельсы под вагон и кончить».

А писатель Леонид Андреев в юности и сам лег под поезд из-за несчастной любви, но, к счастью, остался в живых. Однако в его рассказе «Молчание» трагичную судьбу Карениной разделила дочь священника Вера: «Более не видали ее живою, так как она в этот вечер бросилась под поезд, и поезд пополам перерезал ее». Лев Толстой, внимательно читавший рассказы Андреева, всегда хвалил «Молчание».

Вечная суета

Поезда в русской литературе XIX века

Кадр из фильма «Анна Каренина», 2012 год

Со временем поездки по железной дороге перестали быть привилегией помещиков и дворян, и редкий автор в XIX веке обходился без описаний станционной и вагонной суеты. Еще в 1862 году Николай Лесков в серии дорожных очерков писал, как незадолго до прибытия все бежали пить чай, «но до чая дотолпиться нельзя, и половина пассажиров несолоно хлебавши возвращается в свои вагоны».

В рассказе Антона Чехова «Один из многих» заваленный поручениями дачник жаловался: «…на вокзале и в вагоне будешь стоять… весь в кульках, в картонках и в прочей дряни. А тронется поезд, публика начинает швырять во все стороны твой багаж: ты своими вещами чужие места занял». Апогеем же дорожной неразберихи по-чеховски стал рассказ «В вагоне», где почтовый поезд мчался на всех парах «от станции «Веселый Трах-Тарарах» до станции «Спасайся, кто может!».

К концу века эта картина практически не изменилась. В рассказе Леонида Андреева «Петька на даче» изображен все такой же пестрый, многолюдный вокзал «с его разноголосою сутолокою, грохотом приходящих поездов, свистками паровозов» и «торопливыми пассажирами, которые все идут и идут, точно им и конца нету».

Когда сборы и проводы оставались позади, пассажиры устраивались поудобнее и начинали разглядывать тех, кто ехал рядом. Герой чеховского «В вагоне» был окружен чехардой персонажей: вокруг были старушонки с котомками, пыхтящий крестьянин, косарь в цилиндре, гимназисты с папиросами. Там же храпел судебный следователь, рядом с ним дремала «хорошенькая», и «под скамьями спит богатырским сном народ».

Лев Толстой в «Анне Карениной» создавал характерные образы парой штрихов: молодцеватый кондуктор, гвардейский офицер, который прямо держался и строго оглядывался, вертлявый купчик с сумкой, мужик с мешком через плечо. В вагонах Толстого можно было встретить и купца, по молодости промотавшего состояние, и отставного офицера, который все попробовал в этой жизни, и скромного артиллериста, ехавшего добровольцем на Сербскую войну.

Галерею пассажиров представили и очерки Николая Гарина-Михайловского «В сутолоке провинциальной жизни». В отделении первого класса для некурящих сидели люди «хорошего тона, чопорные и скучные». Другое дело — отделение для курящих, где были «облака дыма, всегда бодрый, довольный кружок кавалеристов и разговоры о скачках» и две подруги в шляпках громадных размеров. А на площадке третьего класса расположилась «счастливая, ветром растрепанная парочка» — беззаботный студент и курсистка.

Дорожные беседы

крейс сон

Спектакль по роману Льва Толстого «Крейцерова соната», 2013 г. Режиссер — Алексей Крикливый. Фотография: tayga.info

крейс сон

Спектакль по роману Льва Толстого «Крейцерова соната», 2013 г. Режиссер — Алексей Крикливый. Фотография: tayga.info

Не все попутчики героев русской литературы оставались мимолетными образами — с кем-то герои вступали в разговор, особенно если путь предстоял неблизкий. Так познакомились в вагоне Анна Каренина и мать Вронского, а в рассказе Александра Куприна «На разъезде» завязался роман между путешественником и его случайной замужней спутницей. В романе Достоевского «Идиот» беседа в утреннем поезде, который «на всех парах подходил к Петербургу», свела главных героев — князя Мышкина и купца Рогожина.

Иногда дорожная болтовня приводила к казусам. В рассказе Николая Лескова «Путешествие с нигилистом» пассажиров в поездах рассаживали как попало: «Какой класс ни возьми, все выходит одно и то же — все являются вместе». Вагоны не топили, буфетов не было, оставалось греться спиртным из дорожных фляжек и обсуждать все подряд. В итоге, подозревая друг друга, попутчики приняли прокурора судебной палаты за вора и террориста.

А для Позднышева в «Крейцеровой сонате» Толстого вагон стал настоящей исповедальней. Он сообщил попутчикам, что убил жену, а затем всю дорогу рассказывал печальную историю своего брака. Поведал ревнивый помещик и о том, каким мучением стали для него «восемь часов по чугунке»: «Оттого ли, что, сев в вагон, я живо представил себя уже приехавшим, или оттого, что железная дорога так возбуждающе действует на людей, но только, с тех пор как я сел в вагон, я уже не мог владеть своим воображением».

Александр Куприн язвительно замечал в повести «Впотьмах», что человек, долго едущий по железной дороге, от скуки делается «пошло-любопытен» и «докучает соседям ненужными расспросами». Но к концу века поезда стали удобнее, и настроение пассажиров изменилось вместе с темами разговоров. «Мы вошли в вагон с желанием отдохнуть», — писал Леонид Андреев в рассказе «В поезде». Говорили уже не от скуки и не для того, чтобы убить время — к неторопливой беседе располагала сама обстановка. Люди вели разговоры обо всем на свете «в призрачных сумерках вагона под тихий звон колес, не видя друг друга, но чувствуя, как растет близость и нежная приязнь».

Так к концу XIX века поезда, прежде пугавшие, дымившие и суетные, стали способом побега от действительности. Убаюканные стуком колес, пассажиры словно оказывались вне времени и пространства. И если поговорить было не с кем, то всегда можно поразмышлять — о себе, о жизни, о прошлом и о грядущем.

В повести Николая Гарина-Михайловского «Гимназисты» молчаливой дорожной мечтательности поддалась даже шумная молодежь. Наташа Карташева глядела в окно вагона на закатную степь и погружалась в приятную щемящую задумчивость, «какая охватывает под вечер у открытого окна в быстро несущемся поезде». А ее брату Теме казалось, будто из темноты что-то смотрит на них, «точно тени былых хозяев глядят в яркие окна вагонов».

На границе веков Леонид Андреев подытожил неизбежную перемену отношений человека с поездом: «Для людей в вагоне нет настоящего, проклятого настоящего, что в тисках держит мысль и в движении руки — быть может, оттого люди в вагоне и становятся философами».

Автор: Ольга Мартынова


Обсуждение закрыто.