Казимир Малевич — известный всему миру создатель супрематизма. Однако, как и многие другие мастера ХХ века, художник успел поработать в разных стилях. Наш автор Софья Багдасарова предлагает взглянуть на историю его творчества сквозь призму семи автопортретов разных лет.

Бесплотно и символично

В начале века молодой Малевич еще только искал свой стиль. В 1907 году он написал цикл картин, объединенных названием «Эскиз фресковой живописи» на евангельские сюжеты Вознесения Христова («Торжество Неба»), Положения во гроб, Моления о чаше («Молитва»). На автопортрете из того же цикла он изобразил себя на фоне одной из подобных картин в окружении бестелесных нагих фигур, то есть душ святых с нимбами. Это полотно благодаря использованной автором плоскостной технике напоминает иконы. Только вот автор в «икону» не вписывается: себя он нарядил в богемный наряд с большим бантом-галстуком.

«Дико» и дорого

Этот автопортрет Малевича написан уже после его знакомства с французскими фовистами (буквально — «дикарями», от фр. fauve — «дикий») — постимпрессионистами, которые позволяли себе совершенно эпатажное сочетание цветов, например они без смущения использовали для изображения человеческой кожи изумрудную краску. Цвета здесь бурлят, так же как и расплывчатые фигуры на заднем фоне.

Эта небольшая гуашь в 2015 году ушла с молотка на аукционе Sotheby’s за 5,75 миллиона фунтов при начальной заявке 1–1,5 миллиона фунтов. При предыдущей продаже в 2004 году она стоила всего 163 тысячи фунтов, то есть за десять лет подорожала в несколько десятков раз. На сегодняшнем арт-рынке Малевич — один из самых дорогостоящих русских художников.

Желто и задумчиво

Акварель из собрания Русского музея — пример дальнейших экспериментов Малевича с постимпрессионизмом, его дикими цветами и энергичной лепкой формы. Художник, оглядываясь на француза Анри Матисса, пристально анализирует разложение цвета — оттого на портретном лице появляются яркие пятна. Это типичный пример автопортрета ХХ века, написанного не ради самолюбования, а ради поисков новых методов изображения человека. Впрочем, тут все еще довольно ученически, если только не предугадывать грядущий «Черный квадрат» в неожиданном для этого калейдоскопа цветов черно-белом контрасте рубашки и галстука.

Нагло и пристально

Самый знаменитый из автопортретов молодого Малевича демонстрирует все, чему художник научился у фовизма с его неожиданными цветами и контурами. Однако здесь уже предугадывается его будущий абстракционизм, с превращением человеческого тела в геометрические фигуры. Эта работа, в отличие от предыдущих, кричит о том, что автор явно преисполнен уверенности в себе. Он смотрит прямо в глаза зрителю, а на заднем плане уже не бесплотные святые, а ядрено-красные бабы-купальщицы.

Геометрично и гордо

И вот свершилось: Малевич изобрел супрематизм — художественное направление, в котором что угодно можно выразить с помощью геометрических фигур. В этом автопортрете художник таким образом изобразил себя. Характерно, что «Черный квадрат» (написанный в том же, 1915 году) — важная часть картины, едва ли не «голова».

Надменно и ренессансно

Еще один хрестоматийный автопортрет мастера изображает его в поздний период. Картина эта неожиданно реалистична, она отсылает к итальянским портретам эпохи Возрождения: Малевич не только оделся как венецианский дож, но и принял полную достоинства позу. Тут художник следует духу времени: в 1930-е годы живописцы стали писать в стиле неоклассицизма. Однако не забывает он и о своем супрематическом прошлом: в правом нижнем углу полотна можно найти подпись Малевича, только вместо автографа — крохотный черный квадрат. При прощании с художником после его смерти этот автопортрет висел в изголовье супрематического саркофага — разумеется, рядом с «Черным квадратом».

Прощально и пасмурно

Автопортрет, написанный в последний год жизни художника, — самый мрачный из всех. Это абсолютно реалистичная картина в духе старых мастеров: черты лица выглядят правильными, кожа именно того цвета, какой задуман природой, а бородка и вовсе напоминает благородных донов Диего Веласкеса. Кажется, что Малевич не мог такого написать, однако это — зримый манифест его отхода от беспредметности и отражение общих художественных тенденций эпохи, когда над всеми довлел соцреализм.

Благодарим Государственный Русский музей, Государственную Третьяковскую галерею, Московский музей современного искусства, Стеделик-музей, Sotheby’s за фотографии.