Вацлав Нижинский стал известен всему Петербургу после первой же своей роли. А через несколько лет он уже блистал на европейских сценах: доводил зрителей до безумных оваций своими танцевальными партиями и до криков негодования — авангардной хореографией своих постановок. Читайте, за что Нижинского уволили из Мариинского театра, как он создавал свои новаторские спектакли и каким необычным образом артист сделал предложение своей невесте.

«Прыгучий чертенок»

Вацлав Нижинский танцевал с самого юного возраста: его отец и мать были артистами, держали собственную балетную труппу и гастролировали с ней по городам. Когда отец оставил семью, мать отдала младших детей — Вацлава и Брониславу Нижинских — в Императорское балетное училище.

Нижинский не проявлял интереса практически ни к каким дисциплинам, кроме танца. Он был сильным и выносливым, легко повторял за преподавателями сложнейшие движения. Визитной карточкой легкого пластичного юноши были высокие прыжки: он прыгал дальше всех в своем балетном классе и зависал в верхней точке, словно левитируя над полом.

Вацлав Нижинский дебютировал на сцене Мариинского театра в 15 лет — в балете «Ацис и Галатея». Это был первый спектакль, который балетмейстер Михаил Фокин ставил на сцене Мариинки. И балет уже был новаторским: хореограф разместил артистов на нескольких уровнях — некоторые из них сидели и лежали на сцене, — и отказался от традиционного в те годы симметричного рисунка танца. Но консервативные зрители были потрясены не столько постановкой, сколько дебютантом Нижинским: после его выступления публика кричала «Браво!» и вызывала «прыгучего чертенка» на бис.

Премьер русского балета

До Вацлава Нижинского русский балет был преимущественно женским: мужчины не исполняли главных ролей, были второстепенными персонажами, которые в нужный момент лишь поддерживали танцовщиц и создавали фон для их партий. Такую традицию поддерживал Мариус Петипа, главный балетмейстер Мариинского театра в конце XIX — начале XX века. Его сменил Михаил Фокин, который стал обновлять репертуар и реформировать балет в целом. В постановках Фокина появились яркие мужские роли, в них-то и блистал юный Нижинский. Он стал первым премьером русского балета с начала XIX века.

Ромола Нижинская, будущая жена артиста, вспоминала, как она впервые увидела его в балете:

Вдруг на сцену вылетел стройный, гибкий, как кошка, Арлекин. Хотя его лицо было скрыто раскрашенной маской, выразительность и красота тела заставляли осознавать, что перед вами — выдающийся танцовщик… Невесомость, непередаваемая отточенность движений, фантастический дар подниматься и застывать в воздухе, а потом опускаться вдвое медленнее вопреки всем законам притяжения сразу же позволили ему обрести магическую власть над публикой… Забыв обо всем, зрители в едином порыве поднялись с мест; они кричали, рыдали, забрасывали сцену цветами, перчатками, веерами, программками, одержимые неописуемым восторгом.

Изгнание из Мариинского театра

Но первую театральную сцену империи артисту вскоре пришлось покинуть. Ходили слухи, что Вацлав Нижинский стал жертвой закулисных интриг: например, Сергей Дягилев, имевший вес в обществе и связи, мечтал переманить его в свою европейскую антрепризу. Как бы то ни было, в одной из постановок «Жизели» молодой танцор появился на сцене в весьма откровенном костюме — облегающем трико, без традиционной повязки на бедрах. Этот образ для него создал Александр Бенуа, который хотел привнести в танец дух Средневековья. Балет пытались остановить, однако Нижинский отказался переодеваться и отыграл свою партию. На спектакле присутствовала вдовствующая императрица Мария Федоровна. Вскоре Михаилу Фокину передали приказ — уволить Вацлава Нижинского.

Провальные балеты хореографа Русских сезонов

Сергей Дягилев почти сразу пригласил Нижинского в Русские сезоны. На парижскую сцену в 1911 году Нижинский впервые вышел в балете «Призрак розы», который сразу же прославил молодого танцора.

А уже через год артист представил здесь собственный спектакль — «Послеполуденный отдых фавна». Его хореография была далека от традиционной: без изысканных сложных движений, с угловатыми статичными позами — на их создание Нижинского вдохновили изображения с древнегреческих ваз. Нимфы были обуты в сандалии и начинали шаг с пятки, а не с носка, как в классическом танце.

В Париже разразился настоящий скандал. Город разделился на два лагеря. Владелец газеты «Фигаро» Гастон Кальмет опубликовал в ней статью «Ошибка»: «Мы увидели фавна, необузданного, с отвратительными движениями скотской эротики и совершенно бесстыдными жестами. И всё. Заслуженные свистки сопровождали чересчур экспрессивную пантомиму похотливого животного, омерзительного спереди и еще более омерзительного в профиль. Подобные анималистические реалии истинный зритель никогда не приемлет». Огюст Роден, поклонник Русского балета и Нижинского в частности, писал в ответной статье: «…ни в одной роли Нижинский не был так бесподобен и восхитителен, как в «Послеполу­денном отдыхе фавна». Никаких прыжков, никаких скачков — ничего, кроме мимики и жестов полусон­ного животного… Он обладает красотой античных фресок и статуй; он — идеальная модель, по которой тоскует каждый художник и скульптор».

Балет «Весна священная» был еще более неожиданным для публики. Его сюжет рассказывал о языческом ритуале весеннего жертвоприношения, в котором девушка, которую «дарили» земле, исступленно танцевала до смерти. Авангардную музыку к балету — с диссонансами и резкими переходами между тональностями — написал Игорь Стравинский. Декорации и кричащий грим придумал Николай Рерих. А Нижинский выстроил хореографию: балерины танцевали с завернутыми внутрь носками и вздернутыми плечами.

Люди свистели, оскорбляли актеров и композитора, кричали, смеялись… Споры зрителей не ограничились словесной перепалкой и в конце концов перешли врукопашную. Богато разодетая дама, сидевшая в ложе бенуара, встала и дала пощечину молодому человеку, свистевшему рядом… Принцесса П. покинула ложу со словами: «Мне шестьдесят лет, но из меня впервые осмелились сделать дуру». В этот момент разъяренный Дягилев крикнул из своей ложи: «Прошу вас, господа, позвольте закончить спектакль»… Я бросилась за кулисы — там было не лучше, чем в зрительном зале. Танцовщики стояли чуть не плача, их била нервная дрожь… Един­ственный спокойный момент наступил, когда пришло время танца Избранницы. Исполненный такой неописуемой силы и красоты, он обезоружил даже неукротимую аудиторию. Эту партию, требующую от балерины неимоверных усилий, превосходно станцевала Мария Пильц.

Нижинского по-прежнему превозносили как танцора, но его авангардные балеты зрители приняли лишь со временем. «Послеполуденный отдых фавна» и «Весна священная» вошли в постоянный репертуар Сезонов через несколько лет. А улицу в швейцарском городе Монтре, где работал Игорь Стравинский, даже назвали в честь балета — улицей Священной Весны.

«Человек-птица»

При жизни Нижинского, которого называли человеком-птицей, человеком-бабочкой, многие подозревали, что тайна его дара кроется в особом строении ног. Еще в детстве они были необыкновенно сильными. И это при том, что Нижинский никогда серьезно не занимался спортом: артистам балета разрешали только несколько видов активностей. В Императорском училище мальчикам можно было фехтовать и играть в русскую лапту, а позже, когда начались театральные выступления, — только плавать.

Позже, когда у известного танцора появился личный массажист, он жаловался на то, что ужасно устает, массируя «стальные мышцы».

Ноги Вацлава — очень крепкие, мускулистые — и в самом деле поражали. Он мог пользоваться ногами так же, как руками, мог даже ухватиться за брусок или веревку пальцами ноги, словно птица за жердочку. Лодыжки были такими тонкими, что, казалось, когда сама нога спокойна, мышцы все равно подергиваются. Его ноги напоминали ноги прекрасной породистой скаковой лошади.

Позже Ромола Нижинская вспоминала, что однажды хирург, который обследовал ее мужа после травмы в театре, был поражен рентгеновским снимком его ног. Якобы по строению они напоминали конечности птицы. Однако врачи, которые осматривали тело артиста после смерти, не нашли в его ногах ничего необычного.

Знакомство с Огюстом Роденом

Прыжок Нижинского. Балет «Ориенталии», 1910

Роден был одним из самых преданных поклонников Нижинского — и как танцора, и как хореографа. После спектакля «Полуденный отдых фавна» скульптор подошел к артисту со словами: «Мои мечты осуществились. И это сделали вы. Спасибо».

Благодаря скульптору, который привел в театр знакомого с кинокамерой, появилась единственная видеозапись с танцем Вацлава Нижинского. Дягилев всегда был категорически против съемок. Он считал, что балет — слишком сложный вид искусства, чтобы его можно было смотреть с экрана, тем более качество записи в те годы было весьма низким.

Позже Огюст Роден захотел слепить скульптуру с известного танцора. Нижинский приходил к нему в мастерскую, скульптор делал эскизы и зарисовывал его мышцы в разных положениях. Он остановился на позе Давида Микеланджело.

Нижинский терпеливо позировал часами, а когда уставал, Роден усаживал его и показывал свои наброски. Поскольку из-за языкового барьера они не могли разговаривать, скульптор рисовал то, что хотел объяснить. Вацлав отвечал с помощью движений. Может быть, для окружающих их код был слишком сложен, но оба отлично понимали друг друга.

Однако скульптуру парижский мастер так и не создал: Дягилев считал, что артист Русского балета проводит необоснованно много времени вне театра. Сеансы пришлось прервать.

Пантомима — предложение руки и сердца

Вацлав Нижинский женился в 1913 году — на балерине, венгерской аристократке Ромоле де Пульска. Она влюбилась в артиста практически сразу, когда увидела его на сцене — устроилась к Дягилеву, ездила с Русским балетом по всем гастролям и даже отправилась в Буэнос-Айрес, куда многие танцовщицы ехать отказались: нужно было плыть через океан 21 день.

Ромола позже вспоминала, как она пыталась обратить на себя внимание Нижинского: намеренно сталкивалась с ним на палубе, часами сидела на репетициях, просила ее представить. Танцор долгое время не мог ее запомнить, не выделял из толпы и даже не всегда здоровался. Но Ромола Пульска не сдавалась, и на 16-й день плавания Вацлав Нижинский сделал ей предложение. Сначала через организатора гастролей Дмитрия Гинцбурга, а чуть позже — лично.

…Было полодиннадцатого, когда я вышла на палубу. Неожиданно, словно ниоткуда, появился Нижинский. «Мадемуазель, — сказал он по-французски, — не хотите ли, вы и я?» — и изобразил пантомиму, указывая на безымянный палец левой руки, где полагалось носить обручальное кольцо. Я утвердительно кивнула, замахала руками и быстро проговорила: «Да, да, да».

Они поженились в Буэнос-Айресе: первую церемонию провел мэр города в ратуше, а вторая, вечерняя, традиционно прошла в церкви.

Последователь Льва Толстого

Ромола Нижинская писала, что одно время ее муж увлекался идеями толстовства — религиозно-этического учения, которое создал Лев Толстой. Его последователи исповедовали любовь к ближнему, постоянную работу над своей нравственностью и опрощение — стремление к минимализму во всех сферах жизни. Нижинская вспоминала, что муж упрекал ее, когда она расстраивалась из-за потерянного багажа или платьев, которые погрызли мыши:

Я дарю тебе меха, драгоценности и все, что ты пожелаешь, — мягко сказал Вацлав, — но разве не глупо придавать этому такое значение? Неужели ты никогда не задумывалась о том, как жестоко убивать этих животных? И как опасно занятие ловцов жемчуга: ведь у них тоже есть дети, и все же они ежедневно подвергают себя опасности ради украшения женщин.

Некоторое время Вацлав Нижинский даже придерживался вегетарианской диеты, согласно учению Толстого. Уже заболев, он писал в своем дневнике о жене: «Она не исправляется, ибо любит есть мясо. Я много раз говорил, что мясо есть скверно. Меня не понимают. Они думают, что мясо необходимая вещь. Они хотят много мяса».

«Лошадка устала». Психическое заболевание артиста

После Первой мировой войны Нижинские поселились в Швейцарии. Здесь проявились первые серьезные признаки тяжелой психической болезни: танцор то впадал в меланхоличное настроение, то становился вспыльчивым и раздражительным, а однажды столкнул жену с дочерью с лестницы. Ромола Нижинская, которая привыкла к мягкому и деликатному обхождению мужа, долго не могла понять, что с ним происходит. Диагноз поставил доктор швейцарской клиники — тогда, когда Нижинский уже почти не узнавал родных.

Последний раз танцор и хореограф выступал на сцене в 1919 году. Жене про свой спектакль он сказал: «Это будет мое венчание с Богом». Нижинский танцевал странные пугающие партии, делал на сцене крест из бархата, а в конце произнес: «Лошадка устала».

Публика пришла веселиться. Она думала, что я танцую для веселья. Я танцевал вещи страшные. Они боялись меня, а поэтому думали, что я хочу их убить. Я не хотел никого убивать.

Близкие не оставляли надежды вылечить Нижинского. Жена следила за медицинскими предписаниями, Дягилев узнал о болезни и приехал, чтобы вернуть ему разум с помощью театра. Импресарио водил артиста на спектакли, но он был равнодушен к выступлениям.

Последний прыжок Нижинского

В 1939 году — танцор болел уже почти 20 лет — в клинику приехал Серж Лифарь, знаменитый артист Русского балета, главный балетмейстер парижской Гранд-Опера и поклонник Нижинского. Лифарь привез аккомпаниатора и фотографа. Артист собирался танцевать для Вацлава Нижинского лучшие партии из своих балетов — так сильно он верил, что любовь к искусству поможет танцору пробудиться от болезни. Для представления освободили отдельную комнату, в которой Серж Лифарь выступал несколько часов. И в один момент Вацлав Нижинский встал и подпрыгнул. Фотографу удалось снять этот момент и снимок вошел в историю балета под названием «Последний прыжок Вацлава Нижинского».

Автор: Диана Тесленко