Дмитрий Бертман рассказал порталу «Культура.РФ» о своих первых опытах в «театре под диваном», о готовности работать в Сыктывкаре и о том, почему хозяйственная деятельность — тоже спектакль.

— Дмитрий Александрович, вы в детстве ставили спектакли?

— Когда я учился в школе, у меня был театр под диваном. Я залезал под диван, сочинял спектакли, ставил их в своем театре или о чем-то мечтал. Потом, когда я вырос и уже не мог залезть под диван, к нам в гости пришли Кама Гинкас с Генриеттой Яновской (театральные режиссеры. — Прим. ред.). Узнав о моем увлечении, Гинкас научил меня, как сделать сцену на книжной полке. Полки были железные, он подвесил на ниточках палочки и показал, как накручивать на эти палочки штанкеты для декораций. Так мой театр переехал на книжную полку. Но там мне тоже стало тесно, и папин друг подарил мне на день рождения макет сцены, который сделал сам. Как я ему был благодарен! На этом макете были сценические карманы и поворотный круг сцены, сделанный из детской железной дороги и работающий на реостате. Я сделал огромное количество декораций, и, когда к нам приходили гости, я «пытал» их, заставляя смотреть свои «спектакли».

— И вы поступили в ГИТИС, чтобы создать свой театр?

— Тогда у меня еще не было идеи создания театра. Мне кажется, что я сделал это по нескольким причинам. Во-первых, из-за потрясающей компании друзей — мы учились вместе и не хотели расставаться. А еще, наверное, из-за того, что после ГИТИСа меня никуда не пригласили.

— Но вы же в то время ставили спектакли в провинции.

— Да, но всё это были разовые постановки, а я искал какого-то постоянства. Надежности. Если бы меня тогда позвали на постоянную работу, предположим в Сыктывкар, я бы поехал в Сыктывкар. Но этого не случилось. За границей я поставил 48 спектаклей, а практически все мои российские оперные постановки были сделаны в «Геликоне». В мире я стал востребованным до того, как прославился «Геликон», но я благодарен «Геликону», потому что наш театр сделал меня востребованным в России.

— «Геликон-опера» в прошлом сезоне переехала в новое здание, в ней работает больше людей. Атмосфера в театре сильно изменилась?

— Атмосфера в театре совсем не изменилась. Мы переехали в прежнем составе, увеличился только штат людей по обслуживанию здания. У нас практически нет «текучки кадров», но, если возникает какая-то вакансия, очень важно, чтобы с приходом нового человека атмосфера, в которой живет театр, только пополнялась новой положительной энергией.

— Театр пережил все трудности и отпраздновал 27-летие. Это счастливая случайность или ваша заслуга?

— Я один не смог бы этого сделать: театр создает команда людей. Другое дело, что я подбираю эту команду. А еще театр не терпит измен и гулянья «налево». Я для себя решил, что не буду делать за рубежом больше двух спектаклей в год, если только это не совместная постановка «Геликона» с другим театром. В этом году я поставил в Вене «Альцину», и, может быть, больше никуда и не поеду, потому что здесь очень много работы. Если раньше я рвался поставить что-то на Западе, то сейчас делаю это только из экономических соображений или из-за нового важного опыта, который я смогу перенести в наш «Геликон», ведь основное творчество у меня здесь.

— Вы не только главный режиссер, но и генеральный директор «Геликон-оперы». Много времени у вас уходит на решение всяких хозяйственных проблем?

— Примерно 80 процентов рабочего времени, но для меня это тоже спектакль. И фантастическое новое здание «Геликона» — это тоже мой спектакль. Это моя гордость и дело, которым я готов заниматься. Так что заниматься хозяйственными проблемами — это удовольствие. И результаты этой работы всегда видны.

— Вы рассказывали, что любой ваш спектакль связан с ситуацией, случившейся в вашей жизни. В опере Пуччини «Турандот» герой влюбляется в прекрасную девушку, которую все считают принцессой Турандот. Но перед свадьбой выясняется, что настоящая принцесса — отвратительное чудовище. С вами такое происходило?

— «Турандот» — спектакль о человеческих иллюзиях. Мы часто стремимся к идеалу, забывая обо всем. Но, добиваясь того, что манит, в какой-то момент лучше остановиться, осмотреться и обратить внимание на то, что мы не замечали, идя к цели. Возможно, незамеченное и окажется самым главным. Думаю, такое случалось в жизни каждого человека.

— Опера «Турандот» — грандиозный международный проект: оркестром дирижировал Владимир Федосеев, декорации и костюмы сделала художница из Китая, художника по свету пригласили из Америки. Как удалось собрать такой состав?

— Впервые в истории «Геликон-оперы» мы получили грант от Министерства культуры России на финансирование постановки. Благодаря этому гранту проект и был осуществлен. Кроме того, в этом году в «Геликон-опере» впервые в Москве состоится финал самого крупного в мире вокального конкурса молодых певцов «Бельведер». Его ежегодно проводят в европейских столицах, и в состав жюри входят директора лучших оперных театров мира, от Ла Скала до Метрополитен-опера. «Бельведер» впервые будет проходить в России. Сегодня очень важно, чтобы в условиях непростой политической ситуации культура стала главным мостом, соединяющим несоединимое. И мне кажется, что приглашение зарубежных исполнителей, постановщиков, дирижеров, которые впервые приедут в Москву на конкурс «Бельведер» дает возможность показать иностранцам реальную ситуацию, которая у нас происходит. Они влюбляются в нашу страну и понимают, что мы открыты и рады рукопожатиям и объятиям.

— Владимир Федосеев не так давно стал музыкальным руководителем «Геликон-оперы». Он уже начал работу?

— Владимир Иванович, как только у него появляется свободное время, слушает наши спектакли и солистов театра. Он сейчас в отличной форме, активен и у него масса идей. Мы обсуждаем постановку «Пиковой дамы», которая будет в следующем году.

Задумываем еще несколько постановок опер, никогда не исполнявшихся в России. Я надеюсь, что Владимир Иванович будет дирижировать операми «Евгений Онегин», «Пиковая дама» и «Кармен», и приложу максимум усилий для того, чтобы здесь он занимался исключительно творчеством. Такой мастер, как Федосеев, имеет право на то, чтобы все ему подчинялись безоговорочно и выполняли то, что он требует, ведь он обеспечивает потрясающее творческое качество работы.

Я горжусь тем, что у нас работают самые лучшие дирижеры страны и мира. И Валерий Кирьянов, и Евгений Бражник, и Константин Хватынец, и замечательные зарубежные маэстро. Например, в марте оперой «Распутин» дирижировал известный австралийский мастер Александр Бригер, внучатый племянник Феликса Юсупова. Владимир Понькин сейчас работает главным дирижером в Клайпеде в Литве, но продолжает сотрудничать с нашим театром. Дирижеры восхищаются нашей акустикой, сценой и оркестровой ямой. У нас замечательные солисты, хор, оркестр. И качество музыкального исполнения сильно возросло.

— Сейчас принято менять в оперных спектаклях авторские сюжеты, взаимоотношения героев, их характеры. Почему вы этого не делаете?

— Думаю, что, если режиссер более интересный, известный и глубокий человек, чем Шекспир, Пушкин и все остальные авторы, тогда, наверное, ему можно что-то изменять в их произведениях. Но пока я таких режиссеров не встречал. И мне намного интереснее изучать тексты Шекспира и Пушкина, ведь только так открываются какие-то абсолютно новые идеи. У меня нет желания менять сюжетную канву произведения, потому что она выдержала проверку временем и гениальна. И мне не нужно на основе материала себя выражать — да и кому я интересен? Знаете, у Станиславского с Немировичем-Данченко всегда были непростые взаимоотношения, но, когда они сидели в «Славянском базаре» и обсуждали будущий МХАТ, Станиславский сказал: «Вы, Владимир Иванович, можете очень много, и я тоже, но вместе мы можем больше». Поэтому вместе с Чайковским, Верди и Шостаковичем мы сможем гораздо больше, чем сделал бы я один, украсив афишу их великими именами просто для продажи билетов.

— Как в репертуаре «Геликона» появилась реконструкция «Евгения Онегина», поставленного Станиславским?
— Мне кажется, дело чести — сохранить хотя бы несколько спектаклей великих мастеров. Опера «Евгений Онегин», поставленная Станиславским в 1922 году, которую мы восстановили, пользуется грандиозным успехом. Спектакль получился живым, страстным и совсем не музейным.

— А с чем связано приглашение Кирилла Серебренникова, недавно выпустившего премьеру оперы «Чаадский»?

— Этот режиссер востребован, интересен публике и имеет свое лицо. Серебренников мне интересен, потому что он — один из немногих драматических режиссеров, успешно работающий в музыкальном театре. Кроме того, Серебренников поставил оперу, которая специально написана молодым современным композитором Александром Маноцковым. В нашем театре часто шли и идут современные оперы: триптих «Голоса незримого», «Распутин» Джея Риза, «Царица» Давида Тухманова и недавняя премьера «Доктор Гааз» Алексея Сергунина на либретто Людмилы Улицкой. В оперном театре обязательно должны звучать современные сочинения.

— Дмитрий Александрович, говорят, это вы предложили провести фестиваль Ассоциации музыкальных театров? Благодаря этому в Москве показали спектакли оперных театров из провинции.

— Это идея Георгия Исаакяна, художественного руководителя Детского музыкального театра имени Натальи Сац. Мне кажется, что этот фестиваль был очень важен для оперных театров из регионов. Для них гастроли в Москве — невероятная иммунологическая прививка. Благодаря гастролям стало ясно, что спектакли и артисты интересны не только в их родных городах. А московским зрителям и профессионалам важно было увидеть, что происходит в регионах. Мы радуемся положительному опыту, но любой отрицательный опыт тоже очень полезен. И в отличие от «Золотой маски», куда привозят спектакли, отобранные экспертами, на фестивале Ассоциации музыкальных театров сложилась реальная картина того, что происходит в музыкальных театрах России.

— Год назад вы возглавили Совет худруков столичных театров при департаменте культуры. Результаты его работы уже заметны?

— Я считаю, что сделано уже много. Например, сейчас каждому театру выделяется из бюджета Москвы субсидия только на одну новую постановку. Совет худруков обсуждает возможность выделения средств на вторую постановку. В этом году все театры, подавшие на нее заявки, получили дополнительные средства. Это большое завоевание в нынешней сложной ситуации. Кроме того, мы поставили перед собой цель — сохранить все московские театры и дать им возможность работать. Борис Александрович Покровский сказал, что, если один день в мире будет звучать только опера, мир станет лучше. Мне кажется, что театр тоже может сделать мир лучше. И то, что Москва сегодня мировая театральная столица, — это огромное достижение. Приезжая за рубеж, я всегда хвастаюсь, что у нас в зале оперного театра сидят молодые люди. За рубежом в оперу ходят седовласые любители, а в России — молодежь, и это наше завоевание.

— То есть опера в России уже не элитарное искусство?

— В России опера перестала быть искусством для избранных. Оперные театры всегда полны, они очень разные, но везде работают успешно. Может быть, потому, что опера — честное искусство. Нужно очень долго учиться, чтобы стать оперным певцом или музыкантом оркестра, и зрители стали это понимать. Они стали покупать чистые биологические продукты и слушать оперу. Кроме того, в опере происходят сегодня самые интересные театральные эксперименты. Здесь намного больше возможностей и сценические технологии, феноменально шагнувшие вперед. Поэтому таким высоким рейтингом стал пользоваться проект «Большая опера» на телеканале «Культура», в кинотеатрах идут трансляции оперных спектаклей со всего мира. Я очень рад, что во всем мире опера становится востребованной и даже модной и считаю, что в этом есть заслуга и нашей страны. Ведь во всех лучших оперных театрах мира первые позиции занимают певцы из России. А еще мне кажется, что опера сегодня — идеальный посол мира.

— На каких гастролях «Геликон-опера» в ближайшее время станет послом мира?

— У нас впереди Эстония, Великобритания, Япония, где мы покажем «Евгения Онегина», и Испания, где у нас в 2018 году совместная постановка с театром «Лисеу» — «Демон» Рубинштейна.

— А что самое сложное в профессии оперного режиссера?

— Страшная ответственность. Потому что Бог создал человека, и мы тоже создаем человека на сцене. Мы должны создать Человека, а не мутанта. А еще существует огромная ответственность перед людьми, которые работают с тобой и которые тебя поддерживают.

Беседовала Ольга Романцова