Художественный руководитель театра «Школа современной пьесы» Иосиф Райхельгауз рассказал порталу «Культура.РФ», почему из его театра исчезла традиционная сцена, каково работать в разных городах мира и какие спектакли становятся настоящим потрясением.

— Почему после реконструкции здания «Школы современной пьесы» практически исчезла традиционная сцена-коробка? Теперь конфигурацию зала и расположение зрительских мест можно менять от спектакля к спектаклю?

— Наш театр, а значит, и я сам вместе со сценографом, всегда разрушал традиционное соотношение пространства спектакля и зрителей. Мы могли посадить зрителей как угодно: играли спектакли в центре зрительного зала, разворачивали зрителей спиной к так называемой сцене, усаживали их на сцену. Поэтому во время подготовки проекта нового здания мы закладывали на всех трех наших площадках трансформируемое сценическое пространство.

Чаще всего мы вместе со сценографом придумываем пространство спектакля, где зрители находятся внутри, а не наблюдают за действием из-за так называемой четвертой стены. Сейчас я ставлю спектакль «Фаина. Эшелон» по книге моей мамы. Художник спектакля — моя дочь Мария Трегубова, внучка автора текста. И мы уже придумали, что никакой сцены там и в помине не будет: зрители будут ехать в эшелоне с Фаиной и другими людьми. В следующем сезоне у нас будет ставить спектакль Дмитрий Крымов, который всегда сочиняет собственное пространство. Другие режиссеры, приходя сюда, тоже свободны в сочинении пространства и соотношения зрительного зала и сцены.

Сейчас у нас три сцены: большая — «Эрмитаж», малая — «Зимний сад» и так называемая «студенческая». Мы надеемся, что у нас скоро появится четвертая — сцена во дворе. Сейчас идет ее проектирование.

— Увеличилось количество сцен, а значит, и спектаклей? А труппа стала больше?

— Пока нет, в ней всего 40 человек. Наша труппа — самая маленькая в Москве, хотя у нас каждый вечер на двух сценах параллельно играют спектакли, у нас бесконечные гастроли, филиал в Берлине и мы собираемся открыть филиал в Париже. Играем, играем, играем. Но мы работаем, что называется, на пределе. В спектакле «На Трубе» — последняя премьера театра, которая, к счастью, пользуется огромным успехом, — заняты все артисты. А еще — студенты, реквизиторы, монтировщики декораций.

Наша труппа сегодня состоит из следующих групп: приблизительно четверть ее — народные артисты, мои коллеги и друзья. Ира Алферова, с которой я учился, игравшая в моих студенческих спектаклях, Таня Веденеева — я знаю ее со студенческих лет, она училась на два курса позже, Танечка Васильева, к которой я бегал на дипломные спектакли, Юрий Чернов, Володя Качан, Елена Санаева, Саша Галибин. Мы практически все на «ты», и каждый из них — сам по себе театр. Еще одна часть труппы — выпускники моих мастерских в ГИТИСе и во ВГИКе. Я всегда стараюсь набирать артистов из провинции: при всем уважении к Москве и Санкт-Петербургу, я очень люблю нашу талантливую российскую провинцию. Кто-то из них работает давно, кто-то закончил мою мастерскую более 20 лет назад и только потом пришел в театр, как Иван Мамонов — наш ведущий артист. И третья часть труппы — мои студенты, те, кто начинает играть в «Школе современной пьесы» со второго или третьего курса. Например, Кирилл Снегирев и Оля Грудяева получат дипломы через полгода, но уже сейчас заняты в репертуаре как штатные артисты театра. В этом году я набираю новую мастерскую в ГИТИСе и очень надеюсь, что благодаря этому мы хоть чуть-чуть увеличим труппу.

— На ваш актерско-режиссерский курс огромный конкурс, прослушивания идут каждый день. Как, слушая абитуриента, понять, получится из него артист или нет?

— Это же моя профессия! Я преподаю полвека — столько же, сколько ставлю спектакли. Принимая человека на первый курс, я понимаю, сможет он играть в «Школе современной пьесы» или нет. Я возьму к нам только одного-двух, максимум трех лучших, остальные будут работать в других театрах, но в каждом абитуриенте я пытаюсь найти то, что считаю проявлением хорошего артиста.

— А что это?

— Это то, как он разговаривает, каких авторов читает, может ли находиться в контакте и диалоге с другим человеком. Я даю абитуриентам самые разные задания. Например, прошу написать не просто свою биографию: родился там-то, окончил то-то, а сделать это в художественной форме, от имени персонажа. Прошу абитуриенток написать просьбу к режиссеру дать ей роль Нины Заречной в «Чайке» или Ирины в «Трех сестрах». Прошу поступающего на режиссерский курс обратиться с программной речью к актерам МХАТа в день его назначения главным режиссером этого театра. Или написать свое выступление на политической передаче «Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым» на тему «Россия и Америка. Перспективы развития». Абитуриентам дается очень много заданий, и я смотрю, как человек выполняет эти задания, раскрывается или нет.

— В юности вас пару раз отчисляли за профнепригодность. Сейчас, руководя актерско-режиссерским курсом, вы бережнее относитесь к своим студентам?

— Я стараюсь внимательнее и бережнее относиться к своим студентам, но считаю, что отчислять их можно и нужно. И меня отчисляли по тем временам правильно: педагог понимал, что я не совместим с этой мастерской, с его методологией. Я рад, что меня отчислили из Харьковского театрального института, потому что иначе я не оказался бы в Ленинградском театральном институте, а если бы не отчислили и оттуда, не оказался бы в ГИТИСе. Я счастлив, что окончил ГИТИС и преподаю здесь всю жизнь.

— Давайте поговорим о Берлинском филиале «Школы современной пьесы». Там идет тот же репертуар, что и в Москве. Чтобы играть спектакли, актеры летают из Москвы в Берлин и обратно? Или там другой актерский состав?

— В Берлин едут артисты, цеха и все службы, туда вывозят декорации. Конечно, это очень сложно, но в этом же смысл филиала! У берлинских зрителей должно быть полное ощущение, что они ходят в московский театр и смотрят весь наш репертуар. Мало того, на некоторые спектакли там переаншлаг.

— С какими проблемами сталкивается человек, которому приходится руководить двумя театрами в разных странах?

— Возить спектакли туда-сюда — серьезная работа. Когда прилетаешь в первый раз в Берлин, это удовольствие: ах, Берлин, можно что-то посмотреть или просто погулять по улицам, во второй раз — тоже удовольствие. А прилетая туда регулярно, думаешь только о работе. Нужно монтировать декорации, ставить свет, репетировать. Каждый месяц мы играем в Берлине два-три названия, я провожу там мастер-классы и репетиции в Немецком театре, где идет мой спектакль.

— Вы не хотели бы сделать свой театр не просто школой современной пьесы, но и школой современной режиссуры? Чтобы в нем шли постдраматические, иммерсивные спектакли?

— А это уже происходит! В «Школе современной пьесы» 16 лет проходит крутейший в мире конкурс «Действующие лица». Видите, там на полке стоит целое собрание сочинений: 16 сборников пьес — победителей этого конкурса. Кроме того, у нас есть «Класс молодой режиссуры», в рамках которого работают талантливые молодые режиссеры — ученики Сергея Женовача, Евгения Каменьковича, Дмитрия Крымова, Юрия Погребничко, Олега Кудряшова — самых признанных театральных мастеров. Каждый год они показывают свои режиссерские эскизы по современным пьесам, лучшие из них становятся спектаклями театра. Наш иммерсивный спектакль «На Трубе» идет с огромным успехом. Очень хочу, чтобы у нас поставил спектакль мой друг и однокурсник Анатолий Васильев. Я предложил поставить спектакль Карену Шахназарову и получил его принципиальное согласие. Буду счастлив, если у нас поставит спектакль любой выдающийся режиссер мирового уровня.

— В «Школе современной пьесы» вы ставите только современных драматургов. Неужели вам не хочется поставить классику?

— «Школа современной пьесы» — это не просто название, а определенная программа. Здесь должны идти только пьесы современных авторов и каждая постановка — мировая премьера. Когда меня зовут на постановку в Нью-Йорк — я ставлю там «Чайку» Чехова, в Санкт-Петербурге ставлю «Таланты и поклонники» Островского. В Швейцарии, театре «Габима» в Израиле, в Турции в других крупнейших театрах мира я ставлю классику, мне это очень интересно. Естественно, я не могу ставить Островского так, как в Малом театре. Например, в моих «Талантах и поклонниках» в театре «Балтийский дом» в Санкт-Петербурге Негина в финале уезжает в настоящей карете, запряженной живой лошадью, при этом поет романс Высоцкого «Кони привередливые…». И все равно это Островский, и мне кажется, что сегодня он звучит современно.

— Если бы можно было выбрать зрителя, как выбирают актеров, кого вы бы выбрали?

— Для меня идеальный зритель — это я сам. Я ставлю спектакли для себя. Или для людей, которым театр нужен, как и мне, как место, где можно что-то узнать про эту жизнь, каким-то образом ее поправить, пересмотреть, изменить. Если сломался палец — идут к врачу. Если сломалось что-то в душе, куда идти? По мне — в театр. Потому что для меня все культовые места — недейственны. Для меня Господь Бог внутри меня самого. Я знаю все заповеди и очень хорошо понимаю, когда я их нарушаю. И мне не нужен некий человек в черном или цветном одеянии, которому я буду рассказывать о своих прегрешениях. Поэтому мне и кажется, что театр — для людей, которые ведут диалог с собой. Это действительно, как говорил Гоголь, такая кафедра, с которой можно много сказать миру добра.

— А что вам нравится в театре как зрителю?

— Я всегда приглашаю на постановку в «Школу современной пьесы» либо выдающихся режиссеров, либо студентов, которые еще ничего не поставили. Так же я воспринимаю театр как зритель. Для меня самые интересные спектакли — это постановки Анатолия Васильева, Римаса Туминаса, Дмитрия Крымова, наших театральных гениев, и это спектакли режиссерской кафедры ГИТИСа, работы студентов, которые вдруг меня поражают. Недавно я посмотрел экзамен мастерской Женовача — и это было одно из самых сильных потрясений в моей театральной жизни. Для меня спектакль Дмитрия Крымова «Сережа» или спектакль Анатолия Васильева «Старик и море» — выдающиеся произведения. И такое же выдающееся произведение — спектакль студентов режиссерской мастерской Женовача.

— Встречи с какими людьми стали для вас самыми важными в жизни?

— Это замечательный вопрос! В ответ на него я могу только поблагодарить жизнь и судьбу за огромное количество подарков — встреч с самыми разными людьми. Например, в ГИТИСе я встретил Толю Васильева (мы однокурсники и жили в одной комнате), который стал для меня не менее важным учителем, чем наши великие учителя. А перед этим служил рабочим сцены в БДТ и видел, как репетирует Товстоногов. На мосту через Фонтанку встречал Иосифа Бродского. И почему-то не пошел на похороны Анны Ахматовой. А дальше, после ГИТИСа, я пришел в «Современник», где встретил Олега Павловича Табакова и Галину Борисовну Волчек, которые взяли меня в театр, Олега Ефремова, Олега Даля — я могу перечислить всю труппу. А еще потрясающий писатель Чингиз Айтматов, с которым я дружил, Булат Шалвович Окуджава, который в последние годы жизни читал свои стихи и пел только на сцене «Школы современной пьесы». Я много общался с Андреем Андреевичем Вознесенским — у меня остались его рукописи и подарки. А еще артисты этого театра — Альберт Филозов и Любовь Полищук, с которыми мы создали «Школу современной пьесы», Алексей Васильевич Петренко. Я сделал более 15 спектаклей с гениальным художником Давидом Львовичем Боровским, был ассистентом Анджея Вайды, присутствовал на занятиях Ежи Гротовского. Я много лет дружу с Анатолием Борисовичем Чубайсом… Могу перечислять бесконечно, жизнь необыкновенно щедра ко мне, и думаю, что благодаря этому у меня такой театр.

Фотографии предоставлены пресс-службой театра «Школа современной пьесы».

Беседовала Ольга Романцова